В своём воздушном, пасмурном дворце.

Одни твердят, что Ангелам Господь

Земные сдвинуть полюсы велел

На двадцать с лишним градусов; с великим

Трудом они центральный этот шар

Столкнули вкось. Иные говорят,

Что Солнцу было ведено свой бег

От равноденственной стези сместить

На тот же самый угол и, Тельца

Минуя, и сестёр — семь Атлантид,

Все выше возноситься, — к Близнецам

Спартанским и тропическому Раку,

Оттуда предпринять обратный путь,

Ко Льву спуститься; Деву и Весы

Оставить позади и донестись

До Козерога, — областям земным

Даруя смены годовых времён;

Иначе непрерывная весна

Земле бы улыбалась круглый год

Цветами, дни равнялись бы ночам,

За исключением полярных стран,

Где день безнощный вечно бы светил,

Поскольку Солнце низкое, взамен

Большого расстоянья от Земли,

Ходило б незакатное, кружа

По горизонту; Запад и Восток

Безвестны были б жителям; снегов

И стужи бы не знал Эстотиланд,

А также отдалённые края

На юг от Магелланова пролива.

В проклятый миг вкушения плод

Сменило Солнце путь, как бы узрев

Тиестов пир: иначе как бы мог

Ещё безгрешный, населённый мир

Язвящей стужи, знойной духоты

Избегнуть, неминуемых теперь?

Хоть перемена средь небесных сфер

Была неспешной, вскорости она

Явленья следственные повлекла

На суше и на море: звёздных бурь

Неистовство, миазмы и пары

Тлетворные, туманы, облака,

И воздух стал зловредным и чумным.

От Норумбеги северной, от гор

Суровых, самоедских берегов,

Круша затворы медные, Борей

И Кекий шумный, Фракий и Аргест

Ревучий, бури взяв на рамена,

Вооружившись градом, снегом, льдом,

Гнетут леса, морей вздымают глубь.

Навстречу, с Юга, к ним стремится Нот

И чёрный Африк от Сьерра-Леоне,

Гоня громады громоносных туч,

Их путь пересекает поперёк;

С восхода и заката Эвр, Зефир

Свирепствуют, нисколько не слабей,

А вкупе с ними свищут им в бока

Сирокко и Либеккио. Сперва

Средь неживой природы разожглось

Неистовство, но дочь Греха — Вражда,

Посредством Злобы, вскоре привела

Смерть к бессловесным тварям. Зверь восстал

На зверя, птицы кинулись на птиц,

И рыбы ополчились против рыб.

Отвергли все растительную снедь

И начали друг друга пожирать.

Пред Человеком твари с этих пор

С почтеньем не стояли, но стремглав

Бежали прочь, не то ему вослед

Косились яростно. Таков зачин

Бессчётных внешних бедствий, и Адам

Их умноженье часто примечал,

Хотя в непроницаемой тени

Укрылся — жертва скорби, — но в душе

Горчайшую он чувствовал беду

И, ввержен в бурный океан страстей,

Пытался облегченье тяжких мук

В печальных сетованьях обрести:

"— О, пагуба счастливца! Юный мир

Преславный, неужели он исчез,

И я, венец недавний этой славы,

Былой счастливец, проклят, принуждён

От Божества скрываться и бежать,

Чьё лицезренье было искони

Моим блаженством высшим? Но прийму

Злосчастный жребий, горькую судьбу,

Когда б на этом исчерпалась казнь;

Я поделом наказан и стерплю

Заслуженную кару, но конца

Ей нет; все то, что выпью или съем,

Все то, что от моих родится чресл,

Подвержено проклятью. О, слова,

Столь сладостно звучавшие: "Плодитесь

И множьтесь!" Нынче страшно им внимать!

Что множить и плодить мне суждено,

Помимо новых на мою главу

Проклятий? Кто в грядущие века,

Терзаясь мною навлечённым злом,

Проклятье на меня не обратит,

Воскликнув: "Горе, Праотец, тебе,

Адам нечистый! Вот благодарить

Кого нам надобно!" Проклятьем впредь

Признательность мне будут выражать,

И, кроме собственного, — на меня

Проклятья всех потомков как шальной

Обрушатся отлив, соединясь

В природном средоточье, и хотя

На место надлежащее падут,-

Падут в среду родную тяжким грузом.

О, мимолётные услады Рая,

За вас я вечным горем заплачу!

Просил ли я, чтоб Ты меня, Господь,

Из персти Человеком сотворил?

Молил я разве, чтоб меня из тьмы

Извлёк и в дивном поселил Саду?

Но если к собственному бытию

Я волей не причастен, то велят

Закон и справедливость обратить

В первоначальный прах меня опять.

Я этого хочу; Твои дары

Вернуть желаю, не имея сил

Безмерно трудные Твои блюсти

Условия, на коих бы возмог

Дарованное благо удержать,

Которого я вовсе не искал.

Утраты этой было бы вполне

Достаточно для кары; так зачем

Ты безысходную прибавил скорбь?

Твой суд непостижим. Но, говоря

По правде: слишком поздно я ропщу;

Мне надо бы условья отклонить

Заранее. Бедняк! Ты принял их.

Никак, хотел ты благом завладеть,

А после опорочить договор?

Без твоего согласья создал Бог

Тебя; но если б твой ослушный сын

На обличенье возразил отцу:

"Зачем ты дал мне жизнь? Я не просил

Об этом!" — разве дерзостный ответ

Ты принял бы? Ведь сын твой порождён

Не прихотью твоей, но естеством,

Тебя ж хотеньем Собственным воздвиг

Творец и на служение Себе

Избрал; от Божьей милости была

Твоя награда; посему Он прав

Любую казнь тебе определить.

Я покоряюсь. Верен Божий суд

И беспорочен приговор. Я — прах

И отойду во прах. О, жданный миг,

Когда б ни грянул! Отчего же длань

Господня медлит казнь осуществить,

Назначенную в день Грехопаденья?

Почто живу я дольше, не пойму;

Почто, карая смертью, длит Господь

Мне жизнь и наказанье заодно

Неумирающее? Я готов

С восторгом встретить смерть и стать землёй

Бесчувственной, -в неё блаженно лечь,

Как в лоно материнское! Покой

Я там вкусил бы и сладчайший сон

Невозмутимый, и в моих ушах

Грозящий голос Божий, словно гром,

Не грохотал бы, страх бы не терзал

Прозреньем худших бедствий для меня

И для моих потомков. Лишь одним

Смущён: быть может, я не весь умру,

И чистое дыханье жизни, дух

Живой, который Бог в меня вдохнул,

Не будет уничтожен, наряду

С телесной оболочкой, и тогда

В могиле, а не то в ужасном месте

Другом (кто знает?), вживе суждено

Мне умирать. Чудовищная мысль,

Коль скоро истинна! Но почему?

Ведь грех дыханьем жизни совершён;

Так что же смертно, если не душа,

Причастная и жизни и греху,

Поскольку плоть — безжизненна, безгрешна?

Итак, умру я весь. На этом пусть

Сомненья успокоятся. Постичь

Дальнейшее людской не в силах ум.

Бог бесконечен, но неужто месть

Господня бесконечна? Не таков

Приговорённый к смерти Человек.

Как может Бог обрушить вечный гнев

На тварь конечную, чьё бытие

Смерть пресекает? Может ли Господь

Бессмертной сделать смерть? Но этим Бог

В противоречье странное впадёт,

Что невозможно даже для Творца

И слабость означало бы скорей,

Чем всемогущество. Ужели Он

Изволит, ради мести, вознести

Конечное в казнимом Человеке

До бесконечного, чтоб утолить

Гнев ненасытный, и продолжить казнь

Сверх меры персти бренной, преступив

Закон Природы, каковой гласит,

Что действие причин подчинено

Не протяженью сфер, присущих им,

Но свойствам и возможностям вещей,

Подверженных причинам. Ну, а вдруг

Смерть — вовсе не единственный удар,

Все чувства отнимающий зараз,

Как думал я, — но мук безмерных ряд,

Что непрерывно множатся, растут;

Я их сегодня начал ощущать

В себе и вне себя, и эта боль

Продлится до скончания времён.

О, горе! Страх, подобно грому, вновь