И клады святокрадно расхищать,

Которым лучше было бы навек

Остаться в лоне матери-земли.

На склоне мигом зазиял разруб,

И золотые ребра выдирать

Умельцы принялись. Немудрёно,

Что золото в Аду возникло. Где

Благоприятней почва бы нашлась,

Дабы взрастить блестящий этот яд?

Вы, бренного художества людей

Поклонники! Вы, не щадя похвал,

Дивитесь Вавилонским чудесам

И баснословной роскоши гробниц

Мемфиса, — но судите, сколь малы

Огромнейшие памятники в честь

Искусства, Силы, Славы, — дело рук

Людских, — в сравненье с тем, что создают

Отверженные Духи, так легко

Сооружающие в краткий час

Строение, которое с трудом,

Лишь поколенья смертных, за века

Осуществить способны! Под горой

Поставлены плавильни; к ним ведёт

Сеть желобов с потоками огня

От озера. Иные мастера

Кидают в печи сотни грузных глыб,

Породу разделяют на сорта

И шихту плавят, удаляя шлак;

А третьи — роют на различный лад

Изложницы в земле, куда струёй

Клокочущее золото бежит,

Заполнив полости литейных форм.

Так дуновенье воздуха, пройдя

По всем извилинам органных труб,

Рождает мелодический хорал.

Подобно пару, вскоре из земли

При тихом пенье слитных голосов

И сладостных симфониях восстало

Обширнейшее зданье, с виду — храм;

Громадные пилястры вкруг него

И стройный лес дорических колонн,

Венчанных архитравом золотым;

Карнизы, фризы и огромный свод

Сплошь в золотой чеканке и резьбе.

Ни Вавилон, ни пышный Алкаир,

С величьем их и мотовством, когда

Ассирия с Египтом, соревнуясь,

Богатства расточали; ни дворцы

Властителей, ни храмы их богов -

Сераписа и Бела, — не могли

И подступиться к роскоши такой.

Вот стройная громада, вознесясь,

Намеченной достигла вышины

И замерла. Широкие врата,

Две бронзовые створки распахнув,

Открыли взорам внутренний простор.

Созвездья лампионов, гроздья люстр,

Где горные горят смола и масло,

Посредством чар под куполом парят,

Сияя, как небесные тела.

С восторгом восхищённая толпа

Туда вторгается; одни хвалу

Провозглашают зданию, другие -

Искусству зодчего, что воздвигал

Хоромы дивные на Небесах;

Архангелы — державные князья

Там восседали, ибо Царь Царей

Возвысил их и каждому велел

В пределах иерархии своей

Блестящими чинами управлять.

Поклонников и славы не лишён.

Был зодчий в Древйей Греции; народ

Авзонский Мульцибером звал его;

А миф гласит, что, мол, швырнул Юпитер

Во гневе за хрустальные зубцы

Ограды, окружающей Олимп,

Его на землю. Целый летний день

Он будто бы летел, с утра до полдня

И с полдня до заката, как звезда

Падучая, и средь Эгейских вод

На остров Лемнос рухнул. Но рассказ

Не верен; много раньше Мульцибер

С мятежной ратью пал. Не помогли

Ни башни, им воздвигнутые в небе,

Ни знанья, ни искусство. Зодчий сам

С умельцами своими заодно

Вниз головами сброшены Творцом

Отстраивать Геенну.

Той порой

Крылатые глашатаи, блюдя

Приказ Вождя и церемониал

Торжественный, под зычный гром фанфар

Вещают, что немедленный совет

Собраться в Пандемониуме должен,-

Блистательной столице Сатаны

И Аггелов его. На громкий зов

Достойнейших бойцов отряды шлют

По рангу и заслугам; те спешат

В сопровождении несметных толп,

Теснящихся у входов, наводнивших

Все портики, — сугубо главный зал

(Ристалищу подобный, где с броней

Тяжёлой свыкшиеся ездоки,

Гарцуя пред султанским троном, цвет

Языческого рыцарства на бой

Смертельный вызывали горделиво

Иль предлагали копья преломить),-

Здесь, на земле и в воздухе, кишат,

Свища крылами, Духи; так, весной,

Когда вступает солнце в знак Тельца,

Из улья высыпают сотни пчёл,

Вперёд-назад снуют среди цветов

Росистых иль, сгрудившись у летка,

Что в их соломенную крепостицу

Ведёт, на гладкой подставной доске,

Бальзамом свежим пахнущей, рядят

О важных государственных делах,-

Так, сходственно, эфирные полки

Роятся тучами. Но дан сигнал,-

О, чудо! — Исполины, далеко

Превосходившие любых гигантов

Земнорожденных, вмиг превращены

В ничтожных карликов; им нет числа,

Но могут разместиться в небольшом

Пространстве, как пигмеи, что живут

За гребнем гор Индийских, или те

Малютки-эльфы, что в полночный час

На берегах ручьёв и на лесных

Опушках пляшут; поздний пешеход

Их видит въявь, а может быть, в бреду,

Когда над ним царит Луна, к земле

Снижая бледный лет, — они ж, резвясь,

Кружатся, очаровывая слух

Весёлой музыкой, и сердце в нем

От страха и восторга замирает.

Так уменьшились Духи, и чертог

Вмещает неисчетные рои

Просторно. Сохранив свой прежний рост,

На золотых престолах, в глубине,

Расселись тысячи полубогов -

Главнейших Серафических князей,

В конклаве тайном. После тишины

Недолгой был ко всем провозглашён

Призыв: Совет великий начался!

КНИГА ВТОРАЯ

На царском троне, затмевавшем блеск

Сокровищниц Индийских и Ормузских

И расточительных восточных стран,

Что осыпали варварских владык

Алмазами и перлами, сидел

Всех выше — Сатана; он вознесён

На пагубную эту высоту

Заслугами своими; вновь обрёл

Величие, воспрянув из глубин

Отчаянья; но ненасытный Дух,

Достигнутым гнушаясь, жаждет вновь

Сразиться с Небом; опыт позабыв

Печальный, дерзновенные мечты

Так возвещает: "— Божества Небес!

О Власти и Господства! Ни одна

Тюрьма не может мощь навек замкнуть

Бессмертную! Пусть мы побеждены,

Низвергнуты, и все же Небеса

Утраченными почитать не должно,

И силы вековечные, восстав

Из этой бездны, явятся вдвойне

Увенчанными славой и грозней,

Чем до паденья, твёрдость обретут,

Повторного разгрома не страшась.

По праву и закону Высших Сфер

Главенствуя, всеобщим утверждён

Избраньем, я отличьями в боях

И совещаньях трон мой заслужил.

Он бедствиями закреплён за мной,

Дарованный мне вами добровольно,

И незавидный. В Небе — высший ранг

С почётом высшим сопряжён; питать

К нему возможно зависть; но Вождю,

Чьё старшинство служить ему велит "

Щитом для вас и ставит в первый ряд

Противу Громовержца, наградив